В конце 80-х годов Надежда Фещенко считалась молодым ученым. Ее темы исследований были связаны с древнерусской литературой: агиография, стилистика летописных сводов и тому подобное.
Партийное руководство в то чересчур политизированное время посчитало их вполне нейтральными, как бы не Пастернак, не ГУЛАГ и не эротические частушки, и в составе делегации отправило Надежду Фещенко для встречи с американскими коллегами в Гарвард.
Интересная такая командировка вырисовалась. Нашей стороне необходимо было показать, что мы открытая страна, что у нас сплошной плюрализм и почти демократия, что молодым ученым везде дорога, даже таким, которые изучают древнерусскую литературу. Делегация собиралась из разных университетских и научных центров.
В самолете Надежда познакомилась с профессором из Тбилиси, импозантным седовласым грузином, который, посмотрев на ее ноги, сразу рассказал ей анекдот:
- Что общего между морской свинкой и женщиной-ученым?
- Как и морская свинка, не имеет никакого отношения ни к морю, ни к свиньям, так и женщина-ученый - ни к ученым, ни к женщинам.
Надежда этот анекдот уже несколько раз слышала. Однако из чувства воспитанности улыбнулась, хотя можно было и обидеться. Внутренне она немного робела, что оказалась в такой представительной делегации, и решила лучше поощрить несвежий юмор, чем показывать свой колючий характер. Еще не время. К тому же, профессор даже принялся за ней слегка ухаживать – чисто из кавказского самолюбия.
По прилете в Америку их пути несколько разошлись, делегацию поделили на группы, программа пребывания каждой была несколько разной. Столкнулись только на лекции Джо Ханделсман из университета Висконсин-Мэдисон
о неосознанной дискриминации женщин в науке.
- Вы еще и феминистка? – заметил профессор.
- А вы на красивую женщину пришли посмотреть? – вопросом на вопрос ответила Надежда, намекая на американскую коллегу.
- На успешную ученую.
Далее разговор, что-то не продолжился. Да и неудобно стало на лекции вступать в пикировку.
Время командировки, как и все хорошее, быстро заканчивалось. Одни впечатления сменялись другими – интересные встречи, экскурсии, просто картинки капиталистического мира. Перед самым отъездом к Надежде подошла знакомая по родному городу и спросила:
- Ты пепельницы взяла себе? Смотри, а то не останется.
- Какие пепельницы?!
- Ты что не в курсе? У нас все себе понабирали. На каждом этаже они есть – красивые, между прочим. Привезешь домой сувениры. Память об американском отеле.
- А разве можно их забрать?
- Вообще-то нельзя. Но никто не обращает на это внимание. Их специально выставляют, чтобы русские ученые забирали. Знают, что все равно возьмут. Я уже три штуки в чемодан спрятала.
Надежда пошла по этажам, пепельниц нигде не было. Делегация-то приехала представительная. Удача улыбнулась ей только в туалете на семнадцатом этаже.
Она уже хотела положить трофей в сумочку, как у нее внутри все сильней заговорили сомнения: то ли навыков пребывания в свободном мире не хватало, то ли совесть стала просыпаться, то ли природная пугливость напоминала о себе.
Молодая ученая осознала, что занимается исследованием агиографических текстов – изучает жития святых. Русские подвижники духа так бы не поступили, они не стали бы красть гостиничную пепельницу, чтобы потом хвастаться ей перед друзьями.
А вдруг поймают? Сколько потом позора и объяснений! С другой стороны, Америка и так жиреет – и не обеднеет от одной пепельницы. Но как взять?! Наверняка, везде камеры слежения. Будут просматривать пленку и увидят, как она кладет предмет гостиничного сервиса себе в сумочку. Это покажут по телевидению. Что скажет о ней мама? Папа, возможно, простит. Но тоже не похвалит. А профессор-грузин вообще будет злорадствовать, обязательно заметит что-нибудь едкое: «Вы решили сделать свой вклад в науку пепельницами…».
Рассуждая так, Надежда Фещенко решила все-таки не отставать от своих коллег по науке. Она встала к предполагаемому объекту похищения спиной, положив рядом с ним свою сумочку, что должно было, по ее разумению, скрыть неблаговидные действия от камер слежения. Облокотилась на столик, нащупала за спиной пепельницу, делая вид, что смотрится в зеркало, и быстро положила сувенир в свой ридикюль.
Ночью ей было плохо, она сильно переживала, ей приснилось, что ее посадили в тюрьму, лишили советского гражданства и перенесли на год защиту диссертации. С утра специалист по древнерусской литературе стала накручивать себя еще сильней: ее арестуют прямо в регистратуре, ее попытается завербовать американская разведка, пепельницу найдут при таможенном досмотре, сейчас зайдет сотрудник отеля и скажет «Откройте сумочку!» – и ей припишут все пепельницы, украденные нашей делегацией. Но главное – Надежде Фещенко было стыдно. Мучительно стыдно за совершенный поступок. Зачем ей пепельница?! Она даже не курит. Такая интересная поездка – и все перечеркнет нелепый поступок. Как она потом будет разбирать титлы и яти?!
В самолете, взявшим курс на Родину, она опять оказалась рядом с грузинским профессором. Нервное напряжение у нее достигло предела, и молодой филолог расплакалась прямо на плече старшего товарища и все ему рассказала, как на исповеди, и что ей так скверно и стыдно.
Профессор пристально посмотрел на нее, сделал эффектную паузу и негодующе произнес:
- Так вы еще и воровка?!
Снова сделал паузу, открыл свой портфельчик, достал из него точно такую же пепельницу, какую Надежда взяла в отеле, и улыбнулся:
- Не переживайте. Я вот тоже прихватил. Все уже позади – в Москву летим…
Какова судьба американского «трофея» Надежда Фещенко сегодня вспомнить не может. Вроде, никому не дарила. Куда-то с глаз долой убрала, чтоб из сердца вон