ВОЗНЕСЕНИЕ ГОСПОДНЕ
Когда за ходом облаков по лоциям небесным
Следил ребенок, возлежа на летнем берегу.
То мама пела на лугу — ему казалось, песни,
И медонос благоухал перед грозой в стогу.
Казалось, этой тишине вовек конца не будет.
В ней даже самый легкий вдох — казалось — шелестит.
И вдруг ребенок крикнул: "Ох! Скорей смотрите, люди!
Смотрите: Бог! Смотрите: Бог на облаке летит!"
Смотрели люди в небеса: казались им — драконы.
Они смотрели на мальца: казалось им — чудно.
В жилищах не было икон. Вместо икон — законы:
Нам должно космос покорять, сверлить морское дно.
А Бог на облаке летел под синей неба сенью,
Он видел: ангела душа за ним летит легко.
Стояла времени река, стояло Вознесенье.
Казалось людям, что четверг.
До Бога - далеко...
* * *
Вот замечаю, что стал я в рисунках сильней.
Жизненный опыт, однако, я в них спрессовал.
Точно рисую коров, лошадей и свиней,
Раньше всё женские личики я рисовал.
Вот замолкаю, имея желанье молчать.
Всё уже сказано, нечего мир колыхать.
Нынче ж молчу, как молчит виноград, алыча,
Липа и груша, что тихо лепечут у хат.
Вот уж не нажил ни денег я, брат, ни ума.
Сашка Портнов обещал одолжить миллион.
Только рисую: дорога, дорога, сума...
Кто это: я? Или ты? Или мы? Или он?
Жалоб не будет. Меня, как кирпич, пережгло.
И не годится на новую жизнь пережог.
Нечто хотело убить меня и не могло.
Небережёного тоже Господь бережёт.
Сашка Портнов, говорят, уже сам без штанов.
Где мои кисти, холсты, мастихины, эй, ты!
Я нарисую молчанье российских холмов,
И отточу его перышком — тонко, как штык.
Этим штыком вдругорядь отточу я перо
И напишу, что рисунок мой нынче сильней.
Точно рисую свиней, лошадей и коров.
Точно пишу я коров, лошадей и свиней.
***
… А если про любовь —
Нет родины милей,
А если про нее —
Взмахни, душа, крылами,
В простор пустых полей
Пролей густой елей
Прекраснейших небес,
Синеющих над нами.
Всему придет пора: и завтра, и вчера.
Придет предел страстям —
Нет ей одной замены:
Там, за рекой — река,
А за горой — гора,
И сизый прах костра,
И эта кровь из вены.
Вальс
Прошла золотая пора,
Забылись балы и парады,
И те, кому были мы рады,
Не встретятся по вечерам.
И память тревожит, стоит
На самом краю пробужденья.
Огромные синие тени
Глаза окружают мои.
То снится, что умер Денис
То мама из прошлого века,
То падающий альпинист,
Кружась, как засохшая ветка…
Все прожито, и, Боже мой –
Кто следом пойдет – опалится
О лица, чужие зимой,
А летом – о милые лица.
И новые солнца взойдут
Над серым полотнищем буден.
Родные и милые люди
К чужим и недобрым уйдут,
С хорошей улыбкой с утра,
А к ночи – со скорбной гримасой…
Пройдет золотая пора
Аккордами старых романсов.
ДЕВЯТОЕ МАЯ
Шел месяц май -
и я с высоким лбом
Писал пейзаж чернилами в альбом,
Потом я брал чернильный
карандаш -
И танк подбитый вписывал
в пейзаж.
Солдат, что был похожим на отца,
Лежал на поле мая и свинца.
О, если б мне в ту пору
мастихин -
Я б мастихином написал стихи.
Отец остался жив на той войне.
Купил гармонь,
чтоб лучше пелось мне.
Так далеко, казалось мне, война:
А нынче гляну - вижу - вот она:
Спешат, несут Россию на погост.
На нем смешенье из крестов и звезд.
За что дрались?
Таков был дан приказ.
Нас не спросили -
вот и весь мой сказ.
Сейчас пойду, наливочки напьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
Стихи припомню старые свои:
А в пять утра - засвищут соловьи.
Исход
Ты ищешь до коликов: кто из нас враг…
Где меты? Где вехи?
Погибла Россия – запомни, дурак:
Погибла навеки…
Пока мы судились: кто прав - кто не прав…
Пока мы рядились –
Лишились Одессы, лишились Днепра –
И в прах обратились.
Мы выжили в черной тоске лагерей,
И видно оттуда:
Наш враг - не чеченец, наш враг - не еврей,
А русский иуда.
Кто бросил Россию ко вражьим ногам,
Как бабкино платье?
То русский иуда, то русский наш Хам,
Достойный проклятья.
Хотели мы блуда и водки, и драк…
И вот мы – калеки.
Погибла Россия – запомни, дурак.
Погибла навеки.
И путь наш – на Север, к морозам и льдам,
В пределы земные.
Прощальный поклон передай городам –
Есть дали иные.
И след заметет, заметелит наш след
В страну Семиречья.
Там станет светлее, чем северный снег,
Душа человечья.