Осень в Ташкенте
В Ташкенте утром пыльные лучи
В решетчатые окна заструятся —
И ты придешь. Я вздрогну… Научи
В минуты встреч с тобой не задыхаться!
На цыпочках неслышно подкрадись!
Я позабуду вкрадчивое горе.
Подумай, как неповторима жизнь —
Огромная и громкая, как море!
Пусть на минуту мы — счастливей всех.
Заплакал тополь? Лоб к стеклу прижму я, —
О, этот среднеазиатский снег
Теплее и лукавей поцелуя!
Любить и знать — не за одних — за всех,
Что над Ташкентом — облака, как льдины,
Что юность тает, как осенний снег,
И назревают первые седины!
Поморская женка
В ясный день, от народа сторонкой,
Ты проходишь, задорно смеясь.
Не с такой ли поморскою женкой
Жировал новгородский князь?
Что ж? Томи горделивым весельем
У высоких тесовых ворот!
На лугах приворотное зелье
Не для каждого, знаю, растет.
И напрасны наветные речи;
Знаю я, что совсем ты не та;
Не для каждого эти плечи
И малиновые уста!
Ты приносишь и радость и горе,
Понапрасну тобой позабыт,
Рыжий штурман в серебряном море
За стаканом плачет навзрыд.
Моряки, сожжены синевою,
В честь привета и ласковых слов
Над твоею шальной головою
Поднимали сто вымпелов!
Белый дым. За рекою пожары,
Умирает веселый день,
Разжигает свои самовары
Белобрюхая наша Мезень.
Пусть шуршат на лукавой дороге
В тесной горнице половики,
Бьется сердце, слабеют ноги,
Окна темные далеки.
Жаркий шепот щекочет ухо,
Мир, весь мир сейчас на двоих!
Тишина. За стеною старуха
Повторяет раскольничий стих.
Ты смеешься задорно и звонко,
Манишь в бор — собирать голубень.
Ты одна, родимая женка,
На вселенную всю и Мезень!
ЗМЕЯ
Змея в малиннике сухом
Свернулась в скользкий жгут.
Ей незачем ползти в мой дом,
Ей хорошо и тут.
И что ей радость иль печаль?
Бесчувственный клубок,
Как бирюзовая спираль,
Проводит смертный ток.
***
Знаю я — малиновою ранью
Лебеди плывут над Лебедянью,
А в Медыни золотится мед,
Птица-скопа рожь клюет в Скопине,
А в Серпейске ржавой смерти ждет
Серп горбатый в дедовском овине.
Наливные яблоки висят
В палисадах тихой Обояни,
Город спит, но в утреннем сияньи
Чей-нибудь благоуханный сад.
И туман рябиновый во сне
Зыблется, дороги окружая,
Горечь можжевеловая мне
Жжет глаза в заброшенном Можае.
На заре Звенигород звенит, —
Будто пчелы обновляют соты,
Все поет — деревья, камни, воды,
Облака и ребра древних плит.
Ты проснулась... И лебяжий пух
Лепестком на брови соболиной,
Губы веют теплою малиной,
Звоном утра околдован слух.
Ясное окошко отвори!
От тебя, от ветра, от зари
Вздрогнут ветви яблони тяжелой
И росой омытые плоды
В грудь толкнут, чтоб засмеялась ты
И цвела у солнечной черты,
Босоногой, теплой и веселой.
Я тебя не видел никогда...
В Темникове темная вода
В омуте холодном ходит кругом,
Может быть, над омутом седым
Ты поешь, а золотистый дым
В три столба встает над чистым лугом.
На Шехонь дорога полегла,
Пыльная, кремнистая дорога.
Сторона веснянская светла,
И не ты ль по косогору шла
В час, когда, как молоко, бела
Медленная тихая Молога?
Кто же ты, что в жизнь мою вошла?
Горлица из древнего Орла?
Любушка из тихого Любима?
Не ответит, пролетая мимо,
Лебедь, будто белая стрела.
Или ты в Архангельской земле
Рождена, зовешься Ангелиной,
Где морские волны с мерзлой глиной
Осенью грызутся в синей мгле?
Зимний ветер и упруг и свеж.
По сугробам заходили тени,
В инее серебряном олени,
А мороз всю ночь ломился в сени.
Льдинкою мизинца не обрежь
Утром, умываючись в Мезени.
На перилах синеватый лед...
Слабая снежинка упадет —
Таять на плече или ключице.
Посмотри! На севере туман,
Ветер, гром, как будто океан
Небом, тундрой и тобою пьян,
Ринулся к бревенчатой светлице.
Я узнаю, где стоит твой дом!
Я люблю тебя, как любят гром,
Яблоко, сосну в седом узоре,
Если я когда-нибудь умру,
Все равно услышишь на ветру
Голос мой в серебряном просторе.
Велимир Хлебников в казарме
Растет поэмы нежный стебель,
Запретный теплится огонь
В казарме, где орет фельдфебель
И плачет пьяная гармонь.
Где тускло светятся приклады
И плавает угарный свет,-
Для русской музы - русой Лады -
На грязных нарах места нет.
Искусства страшная дорога
Ведет к несбыточной мечте,
А жизнь - нелепа и убога
В своей обидной наготе.
А если сон смежит ресницы -
Он явит скорбную судьбу;
Все чаще Полежаев снится,
Босой, в некрашеном гробу.
И только свет посмертной славы
Поэту оставляет мир;
Как лист языческой дубравы,
Заплещет имя: Велимир.
Не стыдно миру... В смрадном лоне
Томится гордость лучших лет,
И на скоробленном погоне
Желтеет грубый трафарет.
Ну что ж!.. Он к этому привычен,
Одним святым трудом дыша.
Сочтите - сколько зуботычин
Сносила гордая душа.
Пусть, надрывая бранью глотку,
Склоняясь к острому плечу,
Фельдфебель требует на водку -
Грозится отобрать свечу!
ЕСЛИ ГОЛУБАЯ СТРЕКОЗА
Если голубая стрекоза
На твои опустится глаза,
Крыльями заденет о ресницы,
В сладком сне едва ли вздрогнешь ты.
Скоро на зеленые кусты
Сядут надоедливые птицы.
Из Китая прилетит удод,
Болтовню пустую заведет,
Наклоняя красноватый гребень.
Солнце выйдет из-за белых туч,
И, увидев первый теплый луч,
Скорпион забьется в серый щебень.
Спишь и спишь... А солнце горячо
Пригревает круглое плечо,
А в долине горная прохлада.
Ровно дышат теплые уста.
Пусть приснится: наша жизнь чиста
И крепка, как ветка винограда!
Пусть приснятся яркие поля,
глыбы розового хрусталя
На венцах угрюмого Тянь-Шаня!
Дни проходят, словно облака,
И поют, как горная река,
И светлы свершенные желанья.
Тает лед ущелий голубой.
Мир исполнен радостного смысла.
Долго ль будет виться над тобой
Бирюзовой легкою судьбой
Стрекозы живое коромысло?
