Никогда не разговаривайте с неизвестными
Я ищу одного дедушку. Не запомнила его имени, но если он прочитает эту историю, то обязательно себя узнает. Мне от него ничего не нужно. Просто хочу знать, что с ним все в порядке. Потому что он пропал. Он не пользуется Интернетом, но вдруг ему кто-нибудь расскажет…
А дело было так.
Я шла с работы. Вышла из здания мэрии, где находится наша редакция. Как обычно, настырно лил дождь – редкий мерзавец, всегдашний атрибут холодного лета. На крыльце, под козырьком, с шумом распахнула желтый зонт и ринулась в ливень.
Хожу я, надо сказать, – решительно. Ни медвежьей грации, ни кошачьей пластики природа мне не отвалила. Я шагнула, разгоняясь. И тут откуда-то сзади раздался голос – как вы думаете, дождь надолго? Я резко затормозила, замерла на полушаге. Оглянулась. Позади стоял старик. Маленький, тощий и невероятно старый. Удивительно, как его вообще не сдувало ветром. Седой до снежной белизны, сморщенный, с горбатым тонким носом. Я, было, отмахнулась – вежливо ответила – не знаю, но похоже дождь надолго. И пошла. Он опять остановил меня.
- Думаете, переждать не получится?
- Нет, лучше идти – отвечаю.
И снова собираюсь выйти из-под крыши. Но разворачиваюсь – от внезапного приступа вежливости и еще от чего-то…. Чего-то необъяснимого, будто кто-то за капюшон дернул – не уходи. И говорю – а пойдемте со мной под зонтиком? Вам далеко?
- Нет, у меня там машина за углом. Мне только до машины дойти.
Я подняла зонт над его головой и присмотрелась – выцветшие лукавые глаза. Но нет. Им не стоило верить – под камуфляжем стариковски-блеклых серых очей скрывался ничуть не померкнувший разум.
- А вот вы по телевизору передачу про Малахова смотрели? Я вздохнула и подумала – ну вот, началось. Будем обсуждать клизмы и приседания.
- Нет, вы, наверное, не про того Малахова подумали, не про доктора. А у которого «Пусть говорят».
– Нет, говорю. Я такую ерунду не смотрю.
- А вот я видел – так там показали про человека, который умер. Он должен весить семьдесят пять килограмм, а весил тридцать пять, потому что о нем не заботились родственники. Так вот, он очень хотел жить.
Я говорю – бывает. У моей мамы соседка от голода умерла – дети бросили.
- А я сразу вспомнил моего отца. Когда ему было восемьдесят пять, он сказал – я так хочу умереть… и не могу!.. Вот как – одни хотят жить и не могут, другие хотят умереть и тоже не могут.
- Бывает.
Я посмотрела под ноги и поняла, что мы топаем по самым лужам. Маневрировать, шагая под одним зонтиком с божьим одуванчиком, как-то не получалось.
- Нет, постойте, я хочу вам кое-что важное сказать.
Старик останавливается, пододвигается к самому моему лицу и заговорщицки полушепотом произносит:
– Запомните, в этой жизни вам ничего не принадлежит. Ничего. Кроме души. Так что не цепляйтесь ни за что.
Я посмотрела ему в глаза, и увидела, что зрачки у него разные - один нормальный, живой. Другой расплылся по радужке черным безжизненным пятном, и свет в нем не отражается.
Он заметил, как я его рассматриваю, поправил свой интеллигентский лиловенький беретик производства 1937 года, хмыкнул. Глаза тут же снова стали стариковскими, наивными.
Светофор загорелся красным. Дед не заметил и решил переходить. Я выдернула его невесомое тельце назад на тротуар.
Меня было уже не провести. Я решила тоже хитрить.
Так, говорю, вы пробовали не цепляться за родных, близких, друзей, оставаться равнодушными к потерям? К смертям, разлукам, уходам?
Он сделал вид, что не расслышал или недопонял. Продолжил.
- Я вам вот что еще скажу. В мире есть баланс. И нужно жить, не нарушая его. Когда вы что-то возьмете – у вас что-то отберут. Но не вздумайте обижаться на жизнь - это всего лишь сохранение баланса. Без него жизнь невозможна.
- Так блин!...
Дед начинал меня бесить.
– Вы сами-то постигли хоть что-нибудь из этого???
- Ооо… протянул дед – совсем немного.
- С моей-то биографией не так легко постигать все это.
Здесь у меня начался профессиональный зуд. А чего, говорю, – у вас за биография такая? Дед хитро посмотрел на меня и снова протянул:
– Ооооо… у меня, знаете ли, такая биография…
На этом месте он рассказал мне, как в детстве махал рукой проезжающему мимо в машине Гитлеру. И еще пару фрагментов из собственной жизни, от которых у меня пересохло во рту. И умолк. Определенно - гад.
- Я очень люблю мемуары. И мог бы написать удивительную историю. Но, к сожалению, не умею писать, - признала божий одуванчик.
И посмотрел на меня вопросительно. Я встала как осел. Я сама уже понимала, что на крючке и что творится что-то неладное. Дыхание у меня сперло, и я проговорила:
– А я умею писать, но у меня нет истории. И стала ждать, когда он удивится такому совпадению. И не дождалась. Дед любезно улыбнулся и сказал:
- Я мог бы к вам прийти и рассказать кое-что.
- Да? Какой у вас мобильный?
- Нет, я не умею пользоваться такой сложной техникой.
- А домашний?
Он снова сделал вид, что не расслышал. Я вытащила блокнот, выдрала лист, написала там свой номер и сунула ему в руку. Вот говорю – держите Он свернул клетчатый листочек, сунул куда-то и засмеялся6
– Зачем мне ваш телефон? Я и так знаю где вас искать – там, где мы встретились.
- Нет говорю - позвоните, и я вас встречу.
- Ммм….
Старик замялся и кокетливо прищурился – я не уверен… я не обещаю… и стал канючить.
– Время сейчас такое – картошка, окучка. Огород, знаете ли….
Тут меня зло взяло – добыча вырывалась из рук!
- Так. Теперь вы меня слушайте. После всего, что вы тут мне сказали вы для меня как надкушенный бутерброд. И вы не можете вот так пропасть! И запомните - если вы не придете и не позвоните, я больше никогда вас не смогу найти, не встречу нигде и не напишу вашу историю.
- Хорошо, я подумаю. Удачи вам.
На этой его фразе внезапно закончился дождь. Странный дед вышагнул из-под зонтика и пошел в противоположную сторону.
Больше он не появлялся. Сначала я его ждала, потом перестала, а недавно подумала – может, он просто заболел, спину скрутило? Картошка, знаете ли, окучка… Как и все прочее в этом мире, он мне не принадлежал…