Памятник
…А Он лежал всей бронзой стопудовой
С значительной гримасой на лице.
Его снимали ночью незаметно,
На детскую площадку положив,
Где возвышались домики и башни,
Дворцы и замки, только из песка.
Болтали няньки: «Солнце закатилось!» -
И мы бежали шумною гурьбой
Смотреть сквозь щели досок,
Сбитых грубо, великое затмение Его,
Но видели лишь гвозди и веревки,
Да краешек литого сапога.
Кем был для нас Он?
Мертвым Гулливером,
Испугом взрослых, шепотом, картинкой
В учебнике, обгрызенном мышами,
Портретом, позабытым на стене,
Свистящего согласной и металлом,
Который, впрочем, скоро заржавел;
Потом уже – чудовищной ошибкой,
Развенчанной марионеткой зла…
О, если бы все камни, постаменты,
Гранитное величие Его
Собрать бы вместе – получились горы,
Второй Кавказ, где печень Прометея
Клевали бы орлы ОГПУ!
Там, на Эльбрусе самовосхваленья,
Стояли бы, как трубы, сапоги,
И арка галифе держала небо,
А френч Его – застегнут был на звезды,
И молнии топорщились – усища,
И Млечный Путь сиял бы – медный лоб.
Но, слава Богу, небо не безбожно,
А камни пригодятся на земле,
Но в день Его сошествия, вернее,
Падения, позора, униженья,
Он был лишь бронзой с полой головой,
Лежавший уморительно смешно
Поодаль от пустого постамента
В провинциальном, в общем, городке.
Плыла толпа, судача и толкуя,
И каркал ворон – вещий репродуктор –
О том же самом, что и век назад.
И все-таки в сознании моем
Тот день и час исчезли бы навеки,
Когда б не мальчик, плачущий надрывно,
Над куклою кумира и вождя.
И, может быть, та детская слезинка,
Упавшая на бронзу неживую,
Была в тот миг высоким искупленьем
Пролившихся потоков скорбных слез?
Как знать, как знать…
Не памятник,
А память живей всего в сознании народа,
Что в будущем потомстве прорастет,
И камень воскресит и бронзу чувством.
И крепче стали станет ЧЕЛОВЕК.